чушь какая-то сочиниласьОни познакомились в Питере (кажется, осенью).
Ей только исполнилось двадцать, а он был в два раза старше
И волосы у него уже были с проседью
Она же – ребенок, девочка (звали – Саша).
Она была чуть угловата, похожая на мальчишку –
Сплошные неровные линии, дикая, нервная
Немного безумная, даже, пожалуй, слишком,
Но именно это в ней всех и влюбляло, наверное.
Она была сильная, смелая, почти ничего не боялась –
Обожала нырять с подоконника в небо (а он ловил),
Она никогда, никогда не плакала – всегда улыбалась,
А он ненавидел слезы и поэтому ее любил.
Да, он любил ее, но замечал разницу –
И не только в возрасте, они были во всем непохожие:
Он был слишком земной и почти никому не нравился
А ее называл ангелицей каждый второй прохожий.
Он планировал дни наперед за четыре недели
Он любил, чтобы точно, страшился неопределенности
А она – она просто жила, без амбиций, без цели
Находясь в состоянии вечной влюбленности
И вот однажды она сбежала к нему в квартиру
Чтобы вместе готовить завтрак и вместе ложиться спать –
Для нее этот подвиг был вызовом скучному миру,
Для него – катастрофой (он боялся ее показать
Престарелым родителям, пошлым друзьям, соседям –
Ведь осудят, заставят расстаться, высмеют),
Но прогнать он не мог – и с тех пор они жили вместе
С полувзгляда понимая друг друга, читая мысли.
У нее были длинные, очень красивые волосы
Цвета воронова крыла и большие глаза-колодцы
По утрам она пела джаз своим хриплым голосом
Да, она была ангелом, а он – никудышным уродцем
И он боялся ее потерять, так боялся, бедный
Она перестала быть целью, а стала средством
Ведь с ней, только с ней он мог вспомнить, о чем мечтал
Ведь только лишь с ней он мог вспомнить, каким был в детстве.
Лекарство, лекарство, таблеточка от равнодушия
Он с ней забывал, что он старый больной неудачник
Наверное, это нечестно, наверное, лучше
Вернуться к жене, но он больше не мог, достаточно
Ему было нужно хоть что-то живое, он так устал
Быть мертвым внутри, устал задыхаться без света
И вот они вместе, чудесно, он точно знал
Что когда-нибудь встретит ее, точно встретит где-то
Она бросила колледж, начала рисовать картины
Он писал статьи, рассуждал о современном искусстве
Жили бедно, но хватало на розы и на мартини
(Он дарил ей цветы, выражая свое чувство).
И каждое утро они просыпались друг с другом
Она рисовала боль, он писал обзоры
Нередко – истерики, ссоры, удары, ругань
И снова – мириться, и шрамов целовать узоры.
Три года прошло. Он узнал ее чуть получше
И поэтому начал любить ее чуточку меньше
В нем проснулось опять ко всему и ко всем равнодушие
И она перестала казаться ему сумасшедшей
Она все еще прежняя – та же звериная грация,
Те же хищные жесты, мальчишеская порывистость
Только чуть пополнела, да еще начала краситься
Да еще растеряла немножко свою искренность
Он уже не боится ее показать родителям
Он привык к ее выходкам, шуткам, безумным шалостям
Он устал удивляться, он теперь искушенный зритель
Ему, кажется, скучно, он смотрит только из жалости
Ему больше не хочется с ней разговаривать и целоваться
И он приглашает в кафешки хорошеньких журналисток
Она все это знает, но приходится притворяться
Она бросила живопись, стала порноактрисой
Что тут поделаешь – все ведь когда-нибудь надоедает
А он так устал от истерик, устал быть любимым
Таблетка не действует больше, лекарство не помогает
От этой болезни нет средства, это неизлечимо
Он ей о загубленной жизни – она больше не понимает
Она тихо плачет на кухне, но он не слышит
Он, кажется, больше не любит ее, но никак не бросает -
Ведь кто ее будет ловить, когда она прыгнет с крыши?